Моя родословная. Екатерина Федоровна Ломакина (Куткова)

Деды, прадеды (родители моей матери Кутковой, урожденной Власовой – Ефросиньи Ивановны) – коренные сибиряки. Предки по материнской линии пришли в Сибирь с Волги и Дона, с притоков этих великих русских рек с войском Ермака Тимофеевича. Мой дед, мамин отец, говорил мне: «Запомни, внучка, твои прадеды из славного войска Ермака Тимофеевича, это он даровал нам эту землю. Мы на ней робим, охотничаем, рыбачим. Это наше – Прииртышье. Дед Иван Иванович Власов и бабушка Маремьяна Андреевна были крестьяне. Вырастили четырех дочерей – Ефросинью, Аксинью, Федосью и Василису.  Были у них и сыновья, но умирали в младенчестве. Не так то легка была крестьянская жизнь в то время. Непомерно тяжелый крестьянский труд, ручной труд.

Пахота, посевы, содержание скота в условиях шестимесячной сибирской зимы – труд не из легких. Неграмотные, в глухой необъятной местности, без медицины, но упорные, крепкие здоровьем, трудолюбивые, они выжили, обосновались.

С помощью лошадиных сил, своей собственной крепости, с Божьей помощью эти люди обосновали многие села и деревни с русским населением в Сибири. Сибирь, благодаря им, застроилась добротными деревянными домами, крепкими и по-крестьянски практическими, приспособленными к зимовке дворы для скота и птицы. В хозяйствах на первом плане были лошади, коровы, овцы. Свиней держали немного. Из птицы – куры и гуси. В основе всего была пашня. Сеяли рожь, пшеницу, ячмень, просо, гречиху, лен. Часть посевов занимал, как ни странно – мак, ныне в корне запрещенный. Чем провинился мак перед людьми сейчас, в наше время – непонятно. В старину же мак – и лакомство, и лекарство для простых людей. Но это, между прочим. Цель этой рукописи – все-таки – родословная.

Дочери Ивана Ивановича Власова вышли замуж, обосновали свои семьи. Так образовались семьи Калижниковых, Шаханиных, Кутковых. Младшая дочь Василиса оставалась с отцовской фамилией – Власова. Ее сын Юрий Павлович Власов живет в Таре. Работал в пожарной охране. Сейчас на пенсии. В его семье две дочери Татьяна и Светлана имеют высшее образование. Сын Анатолий Юрьевич – преподаватель музыки в одной из школ г. Тары. Дети их учатся. Василиса Ивановна прожила 98 лет, умерла в 1993 году.

Аксинья Ивановна Шаханина имела в живых 2 сына. Внуки ее тоже образованные люди, из них 3 врача с высшим образованием.

Калижниковы.

Федосья Ивановна имела 6 детей. Все они – рабочие с начальным образованием. Как говорят, просто грамотные. Два сына Федосьи Ивановны погибли на полях войны 1941-45 годы.

Моя мать Ефросинья Ивановна, против воли родителей ее, вышла замуж за поселенца, Куткова Федора Алексеевича. Отец Федора – Алексей Калинович Кутков был родом из Курской губернии Ольшанской волости, д. Ольшанка. Их род – крепостные крестьяне. В Сибирь Алексей Калинович пришел – приехал в семидесятых годах ХIХ столетия. Земля в России принадлежала помещикам, крестьянам приходилась самая малость. - Некуда куренка выпустить, так говорили крестьяне того времени о безземелье. Куда ни посмотришь – все помещичье. – А игде же наше? -  спросишь. Ах, ты, бунтовщик, в Сибирь тебя, на каторгу!

Сибири боялись. Говорили, что люди в Сибири поверх ногами ходят, по деревням дикие звери свободно ходят, не дают людям проходу. Боязнь боязнью, а жить то как то надо. У Алексея 3 сына. Двое Семен и Никита женаты. Еще неженатый сын Федька (Хведька), да дочь замужняя.

Дед мой Алексей и бабушка Ольга, два женатых сына с детьми жили на одном земельном наделе, в одной хате. Отделить их не хватало средств. Младшего Федора взяли в солдаты. Тут объявили, что можно переселиться в Сибирь. Говорили, что земли много, нет помещиков. Пришлось преодолеть страхи, рассказанные о Сибири, решили ехать в Сибирь. Бабушка Ольга заболела и умерла на родине, здесь же осталась жить замужняя дочь Фима.

Дед Алексей и два его сына Никита и Семен с семьями пошли в Сибирь. Путь дальний, через Урал, приходилось и ехать и больше всего идти пешком. Везли с собой немудреный скарб. Сами своей волей пришли они в Сибирь, поэтому коренные местные крестьяне называли их самоходами. Пришлось потесниться крестьянам-сибирякам, чалдонам. Часть их земель, дарованная когда-то Ермаком, была выделена пришлым самоходам. Так образовались новые деревни – Михайловки, Петровки, Преображенки, Покровки и многие другие. Дед мой и два дяди Никита и Семен поселились в д. Михайловке, или на Тинькуле (по имени большого озера). Избы на Тинькуле были построены, как хаты в Курской губернии, «по-рассейски». Сама хата большая, с русской печью печь занимала одну треть всей хаты. Пол земляной, стены скоблились и мылись. Все не так, как у коренных сибиряков. Трудно было обосноваться богато на новом месте, в новых климатических условиях. Жили, хоть и вольнее, но не богаче, многого не доставало. Приходилось искать добавочного заработка. В 12-ти верстах от Тинькуля большое село сибирское – Изюк (Евгащино). В Изюке – богатые купцы. Один из них Резин Филипп Осипович имел кожевенный завод. Местные крестьяне и крестьянки находили здесь побочный заработок. Особенно в зимнее время выполняли разные работы по обработке кож, а в летнее время на помывке шерсти. Здесь трудились, чтобы заработать лишнюю копейку женщины. Каждый день пешком взад и вперед, когда и на лошади Никита и Семен спешили на завод на заработки. В 1898 году приехал и Федор, отбыв срок службы в царской армии. Здесь же на заводе, по срокам работала моя мать, нанималась на срок, пока дома, в зимнее время по хозяйству не так много работы. Работала мама кухаркой, готовила обеды и ужины для рабочих.

Рабочие были в основном пришлые, как наши из Тинькуля или других ближних деревень. Купец предоставлял им стол, надо сказать неплохой. Всегда свежий хлеб, мясное, чай со сладостями. Купец был неплохой, не жадный, рабочих ценил. Рабочие отвечали ему хорошим трудом.

Отец мой веселый, добродушный, по тому времени грамотный (умел читать и писать) понравился матери, и в 1900 году Фрося и Федя поженились. Ушла, убежала (убегом) как тогда говорили моя мама в Михайловку, в российскую хату Кутковых. Отец мой с братьями тоже стал работать на заводе Резина. Мать осталась в семье мужа. Долго не прощал суровый тятенька, мой деде Иван своевольную дочь. Не раз приезжали молодые на поклон к тятеньке. Наконец, сжалился гордый чалдон Власов. Вот сцена прощения. Фрося – черноглазая, с длинными черными косами, ладная, крепкая. Федор – голубоглазый, среднего роста, тоже крепыш, русобородый, белый и румяный лицом. И маменька туда же, на «самим»: «С кем стоишь мила дочь? С самоходом, бездомовником!». Присутствующая здесь соседка промолвила: «Марьяна, ты чего же парня хаишь, смотри-ка, ведь он кровь с молоком. Пара они!».

Марьяна от роду добрая и незлобливая вдруг заплакала и сказала: «Бог простит. Отец, и ты прости уж их». Тятенька насупился и проговорил: «Ну, ладно, Бог простит, Фроська и Федор. Живите».

Жили Федор и Ефросинья сначала в одной большой семье Кутковых, но в 1901 г. родился сын Семен. Собрали деньжонок, купили себе отдельную хату. Здесь же в Михайловке или в Тинькуле, родилась в 1902 году еще дочь Мария. Отец теперь все время находился на заводе. Как добросовестного, грамотного, понятливого рабочего купец Ф.О. поставил отца мастером. Матери трудно было одной справляться с хозяйством и решили они поселиться ближе к заводу. Отец матери, дед Иван, жил в д.Колбышево, в 2-х верстах от завода. Завод стоял на лугу, недалеко от Иртыша, между Изюком и Колбышевой. В Колбышевой поселились сперва в доме тятеньки Ивана. Дом был большой пятистенный. Сыновей у деда не было, и взял он Федора в зятья, примаком. Но семья росла, и тятеньке не особенно нравилось такое многолюдство. Было это в 1912 году. Пришлось заводить свою хату. Тот же купец помог построить на краю д. Колбышево избу, общество крестьян выделило отцу с матерью земельный надел (место для пашни и сенокоса) и стали мои родители полноправными жителями д. Колбышево.

К этому времени подрастали дети. Семену и Марии посчастливилось закончить церковноприходскую школу на Изюке (Евгащино). По содействию все того же благодетеля Резина Филиппа Осиповича, по его настоянию Сеня и Маня учились и с отличными успехами закончили церковноприходскую. К тому времени в Евгащино была уже и так называемая школа высшеначальная, но туда принимали только детей купцов, священников и местных чиновников. Семену и Марии недоставало их родословной. Дома остались помогать по хозяйству. В 1913 умер богатейший купец с. Евгащино Мельников Павел Васильевич. После своей смерти оставил завещание: «Построить в д. Колбышево трехклассную школу». Завещание было сделано на имя Резина Ф.О., который и выполнил это завещание. Был выстроен деревянный особнячок посреди деревни – теплый, светлый, с вентиляцией в комнатах. Комнат было немного. Одна для всех трех классов, большая: парты стояли в три ряда. Первый ряд – младшие, средний – средние, третий – старшие. Так называли учеников. Учитель был для всех один и занятия проводились одновременно. В классной комнате просторный угол был отведен для библиотеки и для хранения глобуса, карты, таблиц для наглядности. Помню, была такая таблица «Расы» - белая, черная и желтая с изображением великоросса, негра и китайца. Была таблица с изображением донских казаков – мужчина и женщина в казачьих костюмах.

В библиотеке были книги из «Солдатской библиотеки»; басни И.А.Крылова, стихотворения Н.А. Некрасова и повести Н.В. Гоголя. устраивались елки для детей. Дети талантливо декламировали, пели, играли в хоровод вокруг елки. Был в школе и небольшой коридор – прихожая. Там дети раздевались, входя в класс, иногда просто отдыхали в перемену. В этом же доме была комната и кухонька для учителя.

Наша семья росла. В 1912 году пошел в школу брат Василий, в 1917 году сестра Прасковья. Между ними по возрасту были еще дети – брат Петр, умер в возрасте 4-х лет, сестра Анна, умерла 11 лет. В 1915 году родилась я.

Как наша семья встретила революцию 1917 года, или переворот, как называли тогда ее в народе, я знаю только по воспоминаниям старших. Было дико, что вдруг не стало царя, что все изменилось. В 1916 году Филипп Осипович продал свой завод, часть парохода, купил особнячок – флигель, в Евгащино. Этот флигель и сейчас еще бодрствует, живут в нем люди. Купил лошадей, коров и стал крестьянствовать, как все. В революцию два его сына, к тому времени офицеры, отступили с колчаковцами за границу. Один, я знаю, был в г. Харбине. Дочь Таисия Филипповна Яркова жила в то время на Кавказе.

Резин, как простой крестьянин, правда, вместе с работником и работницей, обрабатывал землю, сам пахал наравне с работниками, ухаживал за скотом.

А в нашей семье подросли Семен и Мария. В 1919 году в возрасте 18 лет был мобилизован в колчаковскую армию брат Семен. Определили его в офицерскую школу как грамотного. Немного поучился он в школе, вскоре был взят в действующую армию Колчака. При отступе под напором Красной армии был убит под городом Канском.

В 1919 году родился еще один брат Петр. В этом же году был мобилизован в обоз с двумя последними в хозяйстве лошадьми и мой отец. Поспешно отходили полки белой армии, шли на восток по сибирскому тракту. Деревня наша стояла на тракту. Во время отхода белых и наступления красных все избы и дома в деревне были забиты до отказа. Дети ютились на печках  и голобцах. Среди отступающих и наступающих было много больных тифом, завшивленных. От них заразились и жители деревень. Сыпной тиф распространился и по окрестным деревушкам. Много народу мирного вымерло. Отцу нашему удалось как-то вырваться от колчаковцев. В одну из долгих зимних ночей удалось ему крадучись запрячь своих лошадей и окольными путями уехать от основного обоза обратно домой. В начале 1920 года отец приехал домой, но уже больной тифом. В дороге все же заболел. Мне было в то время 5 лет, а брату Пете 3 месяца. Отец проболел недолго, 20 января он умер. В доме после него все переболели тифом. Только нас с Петей он пощадил.

Остались мы с матерью без отца, сироты. Самой старшей сестре Марии – 17 лет. Брату Василию – 15, Прасковье 10 лет. Основным кормильцем семьи был отец. Марии пришлось идти в люди, наниматься по срокам к зажиточным. Работала она и у Резина Ф.О. и у Плехова И.А., зажиточного крестьянина и у Десятова Павла Авдеевича. Сама кормилась у хозяев и маме помогала заработанной копейкой. Наше хозяйство если не в упадок пришло, то просто обеднело. Не могла мама по-настоящему, как мужчины-пахари обрабатывать свой клочок земли в 4-5 га. Изба все ветшала. Один из ураганных ветров сорвал крышу нашей избушки и унес на луг. Тес собрали кое-как, а вновь покрыть не смогли. Покрыли земляными пластами. Проливало ее в обильные дожди. Зимой спасались только на печке, на полу было холодно.

Коней – Гнедуху и Бурку, удалось сохранить, были коровы 4, иное лето 6 голов. Дед Иван много помогал: научил Васю пахать, сеять. Сам много помогал в пахоте, бороньбе и севе.

Подросла Паруня; учиться Васе и Пане много не пришлось. Закончили они только 3-х классную школу дома в своей деревне. Учиться дальше не пошли; хоть и открылась в то время ШКМ – школа крестьянской молодежи.

Надо было держать хозяйство: пахать, сеять, убирать урожай, косить сено для скота. Все это пало на плечи мамы, брата Василия, подростка сестры Паны. Руководил работами дед Иван. Время сенокоса было общим для нашего хозяйства и хозяйства деда. Дочь деда Ивана, а наша родная тетя Василиса осталась незамужней. В 1914 году, в мировую войну погиб на полях сражений ее жених. Не нашла она себе больше избранника по сердцу. В двадцатых годах ей было уж около 30 лет. А в то время это уже старая дева.

Работящие они все были – и мама, и Маня, и Вася и Пана, не говоря уже о деде и тете Василисе. Няня Василиса, дед, мама, мама, Вася и Пана работали почти как одна семья, жили только в разных домах. Имели хлеб со своей пашни, хоть и не в излишке, но хватало до нового. Сена накашивали много, хватало скоту на весь зимний сезон.

Работа была ручная – и пахота, и посев, и уборка. Сено заготавливали вручную. В летние сенокосные или страдные дни трудились от зари до зари. Дома только оставалась иногда Пана. Я, как себя помню, с восьми лет умела доить коров. А летняя пастьба была всецело на таких, как я. Пастухов не было. Скот выпускали прямо на луг, вечером собирали скотину и пригоняли домой такие как я ребятишки. Надоенное молоко сдавали в молоканку, а там его вручную пропускали на сливки, затем делали масло. За молоко получали мы деньги. Сколько что стоило теперь не помню. Это был наш семейный бюджет. И на обновы, и на какой никакой налог и на другие хозяйственные расходы.

В 1925 году наша семья и 4 семьи соседей объединились в ТОЗ, товарищество по совместной обработке земли. Работали дружно, слаженно и на всех хватало времени и было легче. У Кузнецова Михайлы Ивановича была молотяга, сенокосилка, конные грабли, но у него не было столько рабочих рук, как в нашей семье и в семьях других соседей, членов ТОЗа. Уравнивались он с техникой, а другие члены товарищества. Рабочая одежда была в основном из холста и овчин: зипуны, полушубки, пимы, сапоги. Все это изготавливалось дома. В деревне были свои портные, пимокаты, сапожники. Летней обувью на сенокосе служили чарки, легкие чоботы, сшитые из кожи. Зимой без полушубка, рукавиц, тулупов, пимов обходиться было бессмысленно. В долгие зимние вечера пряли лен, затем ткали льняное и изгребное полотно, зипунное полотно.

Так было до 1928 года. В 1928 году стали разграничивать крестьянские хозяйства. Наиболее зажиточных стали облагать большим налогом, подводить под твердое задание. Мы не попали в твердозаданцы. Им стал Кузнецов М.И. кулаком его не объявили, а твердое задание все-таки преподнесли. Вышло так, что или сбывай эти свои машины, или плати то, что на них не выработаешь. С 1929 года стали образовываться колхозы. Таким как мы, один исход был идти в колхоз. Вступил в колхоз и Кузнецов М.И.

Некоторые не пожелали вступать в колхоз. Те из них, которые пользовались наемным трудом, хоть и сами вместе с наемниками б трудились как волы, были объявлены кулаками и пошли в ссылку, на Васюган, за болото. Кое-кто просто уехали из деревни, на новые места, лишь бы не вступать в колхоз, многие подались на прииски. Остались многие, хоть и пришлось объединить в колхоз больше, чем имели другие вступающие. Лаптев Игнатий Семенович имел свою кузницу, в которой работал с сыном Тимофеем. Кузницу объединили в колхоз. Она уже не принадлежала Игнатию Семеновичу, стала она колхозной, а сам хозяин стал работать в ней на трудодни.

Такая же судьба постигла пимокатную, мастерскую Седельникова Емельяна Евдокимовича.

Наша семья сдала на колхозный двор 2-х лошадей и 4-х коров. Работников осталось мало в нашей семье. Дед старился, слабел, брат Василий в 1927 году был призван в армию. Мария на все срока ушла в прислуги в Евгащино. Вскоре вышла замуж в другую деревню сестра Пана. Мама осталась с нами – со мной и с Петей. Я еще при всей нашей семье закончила 3 группы в Колбышево, в 4-ой группе училась уже в Евгащино. Кое-как пробилась, где у Мани ночую, когда домой прибегу. К 1930 году я закончила ШКМ в Евгащино, Петя тоже уже поступил в 4 класс.

«Стране нужны кадры» - такой был призыв от Сталина. Нас выбрали, как тогда говорили самых способных и отправили 10 человек из школы в Тарский педтехникум. Набралось нас из разных районов 53 человека. В 1934 году мы закончили техникум и поехали работать по назначению.

Начало и конец тридцатых годов были моей тяжелой и вместе с тем, как всякая юность, радостной полосой жизни. Начало тридцатых годов было голодным и холодным. Из 53 нас закончило техникум только 23 человека. Многие не вынесли адского холода в общежитии на ул. Избышева №23, питания в студенческой столовой, состоящей из хлеба пополам перемешанного с казеином, приварка из пареного турнепса. Бросали учение и уезжали, поступали работать ликвидаторами по неграмотности населения или просто работать в колхозе, лишь бы жить дома. Я устояла. Мне незачем было ехать домой. Мать и маленький брат сами кое-как сводили концы с концами. А у меня впереди была вся жизнь. Сложная противоречивая, но интересная. Моя жизнь.