Без вины виноватые

Потом их также иезуитски ловко признали реабилитированными, уравняв в правах со своими гонителями. И что мы за народ такой: прежде, чем помиловать, сначала казним!

И это именно в нашей стране возможна дилемма, а вернее, казуистика: «Казнить нельзя помиловать».

На папке стоит надпись: «Без вины виноватые» и в ней два раздела: 1930 и 1937 гг. Раскулаченные (слово-то какое!) худо-бедно многие вернулись, хоть и униженные, обобранные до последней нитки, чугунка, сковородки. И потому о них больше воспоминаний.

Кулаки

Все думала, почему именно «кулаки». Деревенский мудрец Василий Иванович Мелехин, знаток сельской жизни, объяснял мне давно: «Потому что мужики на кулаке спали, чтобы не проспать. А бабы так скалку под подушку подкладывали, чтобы хлеб пораньше в печке испечь, особенно в страду.

А вот еще помню, однофамилец мой, Санюшка Мелехин (так и звали: Санюшка да Санюшка), так тот не ходил, а бегал, а кулак всегда в кармане. В кулаке – кусочек хлеба, на ходу ел, чтобы времени зря не терять. Так и в памяти остался».

А еще хозяйственные мужики в большинстве своем богатырского телосложения были, с пудовыми кулаками. Какая сила была нужна, чтобы построить крестовые, крытые железом, дома. У всех изгнанных отобрали именно такие дома, сплошь двухэтажные. Да еще дворы, сараи, завозки, конюшни, летние загоны, хлебозапасные амбары, кузницы.

Чужое добро

А кони, какие чудо– кони были в Такмыке! Вороные, гнедые, рыжие, карие, пегие, золотые (была и такая масть), и жеребят веселые табуны – несть им числа!

А еще, машины с приводом, плуги, сеялки, пружинные и дисковые бороны, конные грабли, ходки и сани. Когда в крепком крестьянском дворе сани на летний прикол ставили, их было столько, что оглобли частоколом дыбились до небес.

А километры холста, выбеленного на лугу под спящим мартовским солнцем, расшитые диковинными птицами полотенца, занавески тончайшего прядения, изготовленные искусными руками домовитых сибирячек. Все пустили по ветру новые хозяева жизни: чужое добро еще никому пользы не приносило. Дома разломали, развезли по району. Устраивали в них склады, конюшни, некоторые десятилетиями (как двухэтажный крестовый дом последнего священника Н.Я.Раенко, расстрелянного в 38-ом) простоял на увале недалеко от церкви, смотря на мир тоскливо пустыми глазницами окон…

Леденящий душу эпизод из жизни домов рассказал мне в 1994 году теперь уже покойный житель Решетниково Вячеслав Яковлевич Лазарев. Еще вещи не были вынесены из дома, младенец в люльке спал, обедать сели, - затрещали стропила, стали срывать крышу, дом ломать. Мать упала замертво. Перешагнули через упавшую без чувств женщину и потянули зеркала, стулья, постель, одежду. До какой же подлости можно дойти и какое оправдание себе придумать?!

Казалось бы, трудно, просто непостижимо оправдать злодеяния 30-х, но ведь находятся защитники!

Для них у меня одно пожелание: представьте, что вытряхивают вас зимой из теплого гнезда и везут на Кулай, Васюганье, Надым и высаживают вместе с детьми на снег в чистое поле. Ну, как вам, защитники?

Благодушие охватило общество, а зря. История имеет способность повторяться. И непредсказуемый виток может сделать именно на нашем времени. А исполнители всегда найдутся. Они в лихие времена прошагают по хребтам, только косточки хрустнут. Ведь беззакония начинаются с простой зависти и злобы к соседу: почему это он лучше меня живет?

Не находите?

В этом я лишний раз убедилась, прочитав статью В. Григорьева в предыдущем номере газеты «Балабановские отшельники».

Чем не сюжет из 30-х: не высовывайся - сожжем!

А если, не дай бог, в государственном масштабе им это позволят, как в 30-х?!

За что?!

Отдел «37 год» в папке я открываю редко: больно!

Кажется, если бы написанное могло само собой разговаривать, стон бы стоял, плач и вопль недоумения раздавался из этих записей. Это души замученных будто пытают нас, потомков: за что?

За годы скромной исследовательской работы выслушала десятки историй, но рядовая судьба Василия Яковлевича Тимофеева, рассказанная год назад его племянницей В.С. Буяновой, не дает покоя более всего. Принимая к сердцу чужие страдания (а пишущий не может быть равнодушным), я остановилась: «Да сколько же может вынести человек?!». В «Год великого перелома» Василий Тимофеев «уцелел», свел всю живность в колхоз и стал работать на лесопилке. В теплый майский вечер 37 года пришел с работы, стряхнул с себя стружку и опилки и уже сел за стол. Даже не заметил вошедших, как от выстрела вздрогнул: « Встать! Одевайся!» Понял все сразу, побледнел. Семилетняя Валя на всю жизнь запомнила, как тряслись руки у дяди, когда он обувался и все никак не мог завернуть портянку на ноге, как это делал привычно много раз, конвоир выдернул портянку из рук дяди и приказал на голые ноги надеть сапоги. Когда уводили, в последний раз оглянулся Василий, и столько смертельной тоски было в его глазах и тот же немой вопрос: «За что?» Из 52 человек, взятых по линии НКВД в 1937 – 38 гг. вернулись только трое: Тимофей Бражников, Арсентий Лиманский, Степан Литвяк (погиб потом на фронте). Исчезли бесследно, ни весточки, ни следа, как будто за деревней закопали.

Новая версия

В последние годы сначала робко, а потом все откровеннее и увереннее, стали говорить: «Да в Таре их расстреляли!» А ведь правы были родные! Сердце-вещун подсказало, и кое-какие доказательства даже в самые закрытые годы добыли самые настойчивые. Откровение пришло на днях из «Тарского курьера»: «В минувшую субботу экскаватор рыл траншею для укладки водопроводных труб и наткнулся на массовое захоронение расстрелянных жертв политических репрессий. Свидетели вскрытия стихийной братской могилы стояли вокруг останков из груды человеческих костей и черепов. Было очевидно и без экспертизы пулевых отверстий в черепах – палачи убивали своих жертв выстрелами в затылок. Видимо, расстреливаемых раздевали перед смертью, так как с грудой человеческих костей из ямы были извлечены и останки истлевшей обуви и части одежды. И не только раздевали, но и ставили на колени, чтобы убить одной пулей, приставив дуло винтовки или пистолета вплотную к затылку». Никогда не использовала столь пространных цитат. Но эта того стоит.

Прошу родственников погибших (а они в Такмыке еще есть) простить о столь жестоком известии.

Римма ЛЕВКИНА

Наша Иртышская правда,

2 ноября 2012 года