"Наказанные" судьбой

Тема раскулачивания, а это коснулось предков по отцовской линии, оставалась для меня нераскрытой и определялась общими словами: «уничтожение кулачества как класса, классовая борьба в деревне и т.п.». И в институте это проходили, но не коснулось это души, прошло как обычная политическая трескотня. Ну было, ну победили врагов, ну зажили распрекрасно при развитом социализме. И ближайших родственников это коснулось, но молчали они до поры до времени, пронеся сквозь всю жизнь пятно «врага народа» и сейчас на закате жизни не очень хотят обсуждать эту больную тему. При изучении материалов, при беседах со стариками охватывает ужас, что делали со своим народом, за что и для чего высылали детей, женщин, стариков в места совершенно не пригодные для проживания, для ведения сельскохозяйственной деятельности!? Сколько их там сгинуло! В основной массе высланы были те люди, кто умел работать, кто достиг каких-то результатов, ударили им по рукам, сослали, и потом ведь, тем, которые вернулись, жить не дали, не им, не их детям. И то что сейчас происходит в деревне – это отголоски тех, далеких лет. Собранный материал основан на воспоминаниях детей раскулаченных, побывавших там, за болотом, и их родственников которым 80 лет и более лет.

Деревенька Ишкуль – небольшое селение недалеко от города Тары, некогда уездного города Российской империи. Возникло, как практически и все селения Сибири в эпоху великого переселения на восток из Европейской части России в 19-20 века. До этого на берегу озера Ишкуль, видимо было становище кочевых татар, и небольшая часть этих людей, по каким-то причинам, оставалась здесь жить надолго. На это указывают остатки старого татарского кладбища на берегу, о котором вспоминают жители, и признаки монголоидной расы в лицах старожилов с русскими фамилиями, потомки которых не знают и не помнят, как предки попали в эти края. Население деревни вначале формировалось за счет беглых и ссыльных. В первой половине 19 века появились первые переселенцы, одними из первых была семья Ананьевых из Саратовской губернии, Вольского уезда.

К началу 20 века сформировался постоянный состав населения, который потом уже таковым и остался. Дворов было порядка 60, количество жителей около 200. Семьи были большими, рожали много, но выживали не все. Часть хозяйств были крепкими, имели несколько коров, лошадей, мелкий рогатый скот, птицу. Земли хватало всем, кто хотел и мог трудиться, добивался нормальных результатов. Переселенцы прибывали с минимальным запасом средств и инструментов. И только трудом, своими руками строили свою будущую жизнь. Строевого леса в округе не было, ютились вначале в землянках, потом ставили дома из лиственных пород, в основном из березы.

К началу 20 века жизнь вошла в нормальное русло, все обустроились. Но продолжалось это недолго. Началась эпоха великих потрясений. Были небольшие потери в русско-японскую, первую мировую войну, гражданская война и революция деревню практически не задели. Кардинальные изменения начались с приходом Советской власти и коллективизацией. Вначале появились сельхозартели – добровольные объединения крестьян, затем принудительно-добровольные коллективные хозяйства – колхозы.

***

Вспоминает мой отец Ананьев Виктор Степанович 1927 г.р.: «Все это происходило до 1930 года. Мой отец, Ананьев Степан Иванович, подрабатывал перевозками - возил почту, от маслодела возил в Омск масло, а это неделю туда, неделю обратно. В одной из поездок «масловозом» присмотрел молотилку на свою беду. Жили они с братом Яковом – две семьи – в одном доме. Уговорив его и еще маминого брата Кузнецова Гаврилу Романовича (семейного) купили вскладчину эту молотилку. Это громоздкая, несколько тонн весом махина. Как привезли, когда? Я не знаю, только предполагаю, что сами зимой на санях. Установили. Нужно сказать, что хлеб в деревне молотили только цепами, это очень трудоемкая работа. Вначале снопы ставят в овин, топят печь, сушат их. Высохнут – выносят на ток, расстилают на землю и бьют цепами, выбивая зерно из колосков. Вмиг обмолотили свой хлеб, соседи стали просить, помогли им и заработали 30 рублей. Это взято мною из архива следственных органов. А тут идет возня, борьба за коллективизацию. Кто жил покрепче, ему не нужен колхоз. А собрать бедняков, у которых ни коровы, ни лошади, что толку? Создали под шумок комитет бедноты (Комбед), эти горлопаны кричат, а работать не хотят. Вот этот Комбед возвел в разряд кулаков папу, брата его Якова и дядю Гаврилу Романовича Кузнецова. Вмиг молотилку, скот экспроприировали, т.е. отобрали. Пришла зима. В один из холодных дней к нашему дому и дому Гаврилы Романовича подъехали сани, затолкали в короб жену и детей Гаврилы Романовича, Якова и увезли за болота. Почему оставили маму, меня и двух старших братьев Николая 1919 г р. И Тимофея 1924 г.р. я не знаю, видимо я сильно болел. Папа уехал из деревни, я предполагаю, что он был в это время в Омске и добивался отмены решения Комбеда о раскулачивании и лишения избирательных прав. И добился – в правах восстановили, вернули одну корову нам. Дядя Яков объявился уже в колхозе вместе с молотилкой и лошадьми, которых отобрали, в качестве механика молотилки, со скотом который еще не съели комбедовцы.

Шум, возня среди населения закончились, комбедовцы орали много, но в колхоз, ни один не вступил, разбежались, кто, куда искать другую тризну».

Холодная зимняя ночь. Деревня спит после короткого, но такого трудного дня. Завыли, залаяли собаки, дед заворочался на печи, стало почему-то страшно и тревожно. В окно и дверь громко застучали. Новая власть ворвалась в избу, нагло, громко. Деда с бабкой из дома выгнали, объявили: дом реквизируют, всю семью Гаврилы Романовича, его жену Пелагею Екимовну и двух маленьких детей Физу (Афанасию) 3 лет (1926 г.р.) и Павлика (Михаила) 1 года (1928 г.р.) высылают. Приказали собираться, взять самое необходимое, подогнали сани. Погрузили и, повезли за болото вместе с такими же мучениками. Ехали много дней, с населением деревень по пути следования общаться не разрешалось под страхом смерти. Вблизи Тары увидел Гаврила мало-мальски знакомого мужика, переглянулись они, мужик сочувственно покачал головой, Гаврила почти неосознанно схватил маленького Павлика и сунул мужику в руки, терять уже нечего было, на смерть ехали, вернуться не мечтали. Хорошо, знакомый с пониманием оказался, не отказал, забрал Павлика. Прибыли на место, глухой лес – урман, снег по пояс, людей и построек нет. Повезло. Под толстым слоем снега и мха земля не сильно промерзла. Стали зарываться вглубь, где руками, где топорами, топоры были в большой цене, и землю ими рыли и лес валили. В ямах развели костры, прогрели стылую землю, накидали веток на дно, сверху закрыли ветвями побольше. Заночевали. К утру выпал снег, много снега, выходили из землянки, прорывая ходы. Стали жить. Валили лес, рубили бараки, крыш не было, делали потолки из толстых веток. Мясо добывали в лесу, благо и опыт был, и живности хватало. Мука была своя, добавляли кору, травы для увеличения объема.

Трудности объединили, жили дружно, одной семьей, дети были общие, кто-то за ними досматривал, пока взрослые занимались своими делами. Во вновь построенные дома заселяли вначале самых слабых, больных, детей. Все запасы объединили, питались из общего котла. Ну, гримаса жизни, чем, не коммунизм! Как люди быстро привыкают к любым, даже таким нечеловеческим условиям! Днем работали, по вечерам собирались вместе, благо ходить далеко не надо было, общались, пели песни, отвлекались от тягот жизни. По-другому жили зажиточные, имеющие деньги. Дома построили быстро, проблем с продуктами не имели. Жили себе и смеялись над голытьбой. «Мы-то понятно здесь почему, а вы-то за что мучаетесь?».

Пережили морозы, темные, долгие ночи. Кто-то не перенес тяготы новой жизни, умер, кто-то, как Яков, надорвался и потерял здоровье, всякое случалось. Солнышко стало припекать, весной запахло. Стали доходить глухие слухи о том что ошибка вышла, зря людей выслали. Домой хотелось, но было боязно, а вдруг неправда, вдруг провокация, не налететь бы на более строгое наказание. Долго сомневались, долго колебались, но наконец решились, собрались и пошли. Шли долго, крадучись, прячась от людей, но встречались добрые люди, помогали, устраивали на ночлег, кормили, указывали безопасный путь. Добрались до родного Ишкуля в августе, спрятались в бане, топили только раз в неделю, в субботу, чтобы не вызывать подозрения, идущим из трубы дымом, в неурочный день. Здесь в бане родилась у Пелагии дочь Мария, в холоде, тряпок не было, пришлось ей порвать единственную юбку и в нее завернуть ребенка. Прожили в бане около месяца, потом вышли. Оказывается не обманули люди, власть признала свои ошибки, вышла статья Сталина «Головокружение от успехов», в марте 1930 г., в которой признавались перегибы и ошибки при коллективизации. Вернули дом, весь загаженный комбедовцами, долго его отмывали, разрешили вернуть корову в личное хозяйство. После возвращения домой зажили как люди, но страх и пятно «враг народа» остались на всю жизнь. Часто проводились митинги, собрания, Гаврила не спал несколько ночей перед очередным сборищем, переживал, как бы чего плохого не вышло. Во время ВОВ на фронт не взяли, определили в трудармию, в Омск, на шинный завод. Осталась Пелагея одна, с семью детьми. Жили очень трудно, выживали, как могли.

Самый маленький Кузнецов Николай Гаврилович (1941 г.р.) вспоминает свою жизнь: «Родители мои Гаврила Романович и Пелагея Екимовна после раскулачивания жили, как говорят, тише воды, ниже травы и этот испуг сохранился до конца их дней. В семье у нас было семь детей, я самый младший, 1941 г. рождения. Двое старших Физа и Павел были высланы с родителями за болото, как враги народа. А Мария родилась в изгнании, зимой в снегу и без одежды.

Началась война, отец был призван в трудармию, мама осталась одна с детьми. По мере подрастания старших братьев забирали в город, в ФЗУ (фабрично-заводское училище). Сестры Мария и Физа работали в колхозе за так, и не могли открыть рот, так как были детьми врага народа.

Вот в памяти всплывают самые яркие и памятные детские впечатления: Во время войны наша мама работала на ферме, доила овец и молоко сдавала для фронта. Я приходил с ней на работу и сосал овечку, звали ее Маня, все это делали очень скрытно, но я помню, как меня дразнили и смеялись, но это, как потом поняли, спасло мою жизнь. Позднее, уже после войны, учась в школе я в печной трубе собирал сажу и разводил водой, это были чернила. Писали на чем угодно, старых газетах, журналах, каких-то документах. Вспоминаю, какой богатой была природа вокруг нас, сейчас даже не верится, что это было так. Ходили за клюквой, брусникой, голубикой, все было в изобилии, и совсем рядом с деревней набрать ведро ягод было очень просто. А грибов, лесных ягод и рыбы было просто немеренно. Сейчас я бываю на родине, знаю все эти места, но они пусты, наверное, природа не простила нам того, что мы бросили ее, предали».

***

Семья Кузнецова Гаврилы Романовича без потерь прожила тяжелые военные и послевоенные времена. Все дети со временем перебрались в Омск, получили специальности, перевезли к себе родителей.

Физа (Афанасия) Ивлева (1926 – 1989 гг.). Закончила 7 классов, заведовала детским садом, потом бухгалтер в МТС, во время войны отправили в ФЗО в Омск, на шинный завод. После войны работала в Госбанке, до самой пенсии.

Павлик (Михаил по паспорту) (1928 - 2008 гг.). После ссылки родителей примерно через год его забрали в семью, от семьи спасительницы в Таре. Учился в школе 3 года, потом отправили в ФЗО в Омск, на шинный завод. Жили в землянках около завода в холоде и голоде, рядом в землянке жил отец, с которым случайно встретились, поговорить не дали, удавалось пообщаться только ночами, когда был хороший охранник. После войны призвали в армию, прослужил 4,5 года на Дальнем Востоке, на островах, строил военные объекты. Вернулся на шинный завод, в тот же цех, где работал до выхода на пенсию, много раз был награжден и поощрен за трудовые успехи.

Мария 1930 г.р. родилась в ссылке. В 7 лет уехала в Некрасово к одинокой тетке Прасковье. Закончила 3 класса. Работала в колхозе. В конце 50-х годов решила переехать в Омск. Чтобы получить паспорт заключила фиктивный брак, поехала в Наманган, в Узбекистан, к брату Василию, там ей выписали паспорт. После этого вернулась в Омск в дом, который братья и сестра, скинувшись, купили в п. Николаевка. Здоровье было слабое, поэтому пошла, работать в детский сад, сначала няней, потом поваром до самой пенсии.

Дмитрий (1932 – 1991гг) закончил 3 класса, потом работал в колхозе на лошадях. Отслужил в армии 3,5 года, вернулся в Омск на шинный завод, женился, перешел на завод подъемных машин, где проработал до пенсии.

Василий (1935 – 1967 гг.) учился в Ишкуле, потом в Колосовке, закончил 10 классов. С 1953 г служил в армии 3,5 года на Тоцком атомном полигоне, где был участником учений под кодовым названием «Снежок» 14 сентября 1954 года. Учения были подготовлены и проведены под руководством маршала Жукова. В ходе учений бомбардировщик сбросил с высоты 13 километров ядерную бомбу с тротиловым эквивалентом 60 килотонн. После некоторого периода выжидания и дозиметрического контроля (примерно через 3 часа после взрыва) войска были направлены в атаку на заражённую территорию. В результате учений тысячи военнослужащих получили разные дозы радиоактивного облучения. Все участники дали подписку о неразглашении военной тайны в течение 25 лет. После армии, чтобы не возвращаться в колхоз, завербовался на стройку в Наманган, в Узбекистан, на 3 года, после работал на заводе СК в Омске. Умер рано, причина смерти записана: «служба в Советской Армии»

Анатолий (1939 – 2009 гг.) закончил 6 классов, работал в колхозе. Служил в армии в Забайкалье, через полгода комиссовали, вернулся в Омск на шинный завод, где проработал до пенсии. Был романтиком, охотник, рыбак, любил природу. Уже в преклонном возрасте, пешком, в любую погоду посещал родные места, замерзал, согревался, то в стогу, то на скотном дворе.

Николай (1941 - 2012гг.) закончил 7 классов, работал в колхозе. Окончил шоферские курсы в Тюкалинске от военкомата. С 1961 г служил в армии 2,5 года, в Забайкалье. После армии работал в совхозе в Ламоново, там получил паспорт и поехал в Омск. С 1966 г и до ухода на пенсию работал на ЖБИ №5 водителем директора, пережил 7 директоров.

***

Трагически сложилась судьба семьи Ананьева Якова Ивановича: сам он вернулся из ссылки совсем больным и вскоре умер, а ещё раньше, оставшись без родного дома, заболела и умерла его жена Феодосия Петровна. Еще до этого скончался дедушка, у которого они жили. Старшие дочери Евгения и Мария остались в деревне с бабушкой, работали, как и все в кол­хозе: пилили лес, ездили в урман на лесозаготовки, снопы вязали, скирды возили. Мария жила в Тарском районе, Евгения умерла в 2010 году в Колосовке, в интернате. Младших – Николая и Нину отда­ли в детский дом. Николай после детского дома уехал в Новосибирск, поступил в геологоразведочную экспедицию, проработал там всю жизнь, умер в 2007 г. Сестра - Нина уехала в Прибалтику.

***

Благополучно пережили смутное время в семье Ананьева Степана Ивановича. Сам он, как будто чувствуя назревающие события, глубокой осенью 1929 г. завербовался на золотые прииски в Якутию, на прииск Апсакан. Вернулся через год осенью 1930 г., когда все страсти уже улеглись. В его отсутствие семью не тронули. В январе 1931 года вступили в колхоз, и сразу же Степан Иванович был избран секретарем Ишкульского сельского Совета, которым был до 1942 года, вплоть до ухода на фронт. После войны работал в Колосовке в РАЙПО фининспектором. Вышел на пенсию, умер в 1974 г. Его жена Анна Романовна (Кузнецова) всю жизнь работала в колхозе, занималась домашним хозяйством, воспитанием детей. Умерла в 1987 г.

***

Кузнецов Степан Романович. Родился в 1906 г. в д. Ишкуль Колосовского района. Арестован 11 октября 1937 г. Приговорен: Тройка при УНКВД по Омской обл. 17 ноября 1937 г., обвинен: по статье 58-10 УК РСФСР. Приговор: 10 лет ИТЛ. Реабилитирован 22 июня 1966 г. президиумом Омского облсуда за отсутствием состава преступления. Осудили за вредительство: работал в колхозе, пас лошадей. Ночью уснул и не заметил, как одна кобыла подпалила бок у костра. Утром ее запрягли и погнали на работу, натерла упряжью ожог до глубокой раны, выбыла из строя.

Отбывал наказание в лагерях на севере, после этого был определен на спецпоселение в Казахстан, ст. Локоть Семипалатинской области. Его жена, сын Яков и дочь оставались в Ишкуле. В 1948 г. Гаврила Романович Кузнецов отвез их в Казахстан к отцу, добирались около двух месяцев. Сначала на лошадях до Тары, потом на пароходе до Павлодарской области. Степан Романович долго ходил встречать пароходы, а вот когда семья приехала, они друг друга не узнали, настолько все изменились. И только когда мать громко позвала отставшего сына Якова, он узнал ее по голосу. После этого остались жить на месте спецпоселения, выезжать оттуда, было запрещено, общались с родней только по почте, да редко принимали гостей с родины. Народилось у них там еще два ребенка.

РЕПРЕССИРОВАННЫЕ ЖИТЕЛИ Д. ИШКУЛЬ К ПЕРСОНАЛЬНЫМ ДАННЫМ, КОТОРЫХ НЕТ ДОСТУПА

Агафонов Николай Константинович. Родился в 1903 г., Саратовская губерния, Петровский уезд, д. Сергеевка. Русский. Член колхоза им. Ворошилова. Проживал: Омская область, Колосовский район,  д. Ишкуль. Арестован 10 октября 1937 г. Приговорен: Тройка при УНКВД по Омской обл. 17 ноября 1937 г., обвинен: по статье 58-10 УК РСФСР. Приговор: ВМН. Расстрелян 23 ноября 1937 г. Место захоронения - Тара. Реабилитирован 22 июня 1966 г. президиумом Омского облсуда за отсутствием состава преступления. Источник: Книга памяти Омской области.

Черемушников Осип Никитович. Родился в 1860 г., Западносибирский край, Колосовский район, д. Ишкуль. Русский, крестьянин-единоличник. Проживал: Западносибирский край, Колосовский район, д. Ишкуль. Арестован 26 апреля 1931 г. Приговорен: Омский оперсектор ОГПУ 10 мая 1931 г., обвинен по ст. 58-10 УК РСФСР. Приговор: дело прекращено за отсутствием состава преступления. В соответствии с Законом РФ считается реабилитированным. Источник: Книга памяти Омской области.

Черемушников Степан Фомич. Родился в 1911 г., д. Ишкуль Тарского района Омской области. Приговорен: Решением президиума РИКа в 1931 г. Приговор: раскулачен и выселен на спецпоселение в Алданский р-н Якутской АССР. Сведений об освобождении нет. Реабилитирован 9 февраля 1995 г. МВД Республики Саха (Якутия). Источник: Книга памяти Республики Саха (Якутия).